Орёл летел все выше и вперед
К Престолу Сил сквозь звездные преддверья,
И был прекрасен царственный полет
И лоснились коричневые перья.
«Орёл». Н. Гумилев
Великий Лев Харитонович
4 ноября 1967 года. Чистополь. Время 17 часов. Погода характерная для этого времени года. Довольно-таки тепло, лениво моросит мелкий дождь. Приодевшись по погоде, вышел прогуляться до гостиницы «Советской» расположенной в 100 шагах от моего дома на перекрестке улиц Ленина и Льва Толстого. Там временно проживал руководитель нашего молодежного театра сатиры Бродацкий Евгений Николаевич. Из гостиницы мы вышли вдвоем. Женя (так я его называл) из-за отвратительной погоды предложил пойти к удивительно интересному человеку города Чистополя Льву Харитоновичу Мизандронцеву.
Городская усадьба Мизандронцевых. Астрахань.
От гостиницы повернули налево, и пошли по темной улице Льва Толстого. Вошли во двор жилого дома 105 и направились к трехквартирному деревянному дому, расположенному в глубине темного двора. Вошли в деревянное крыльцо, затем в очень маленький коридор, где располагались газовая плита и кухонный стол и три двери в квартиры. Вошли в дверь налево. Открылась панорама апартаментов Мизандронцевых. Первое что бросилось в глаза это очень маленького размера комната площадью не более десяти квадратных метров, в которой разместились у двери направо печь отапливаемая газом площадью полтора квадратных метра, вдоль стены стоит металлическая кровать Галины Викторовны, перпендикулярно стоит кровать Льва Харитоновича. У его кровати стоит стул, стол квадратный у окна, стул Галины Викторовны. И в углу около входной двери налево стол-тумба. На нем древняя большая печатная машинка «Прогресс», на которой Галина Викторовна печатала труды льва Харитоновича, а под столом огромное количество художественных книг. Над столом расположен шкафчик с посудой.
Слева на право: Галина Викторовна Мизандронцева, Анвер Шарафутдинов, Лев Харитонович Мизандронцев. Фото А. Спитковского. Чистополь. Сентябрь 1976 г.
Лев Харитонович сидел на своем стуле, как и Галина Викторовна на своем. На кроватях, на полу и на печке уютно расположились четырнадцать кошек. Галина Викторовна в одно мгновение понеслась на кухню с чайником. Женя Бродацкий и я поздоровались, после чего он представил меня. На вопрос кто такой и чем мальчик занимается, я довольно таки, скудно сообщил, что я в середине октября месяца приехал из Ленинграда пока нигде не работаю, так как трудовая книжка моя осталась по месту бывшей работы на Кировском заводе. Играю в ансамбле ресторана «Кама», в оркестре молодежного театра сатиры, а также играю на танцах, немножко артист, занят в миниатюрах театра. Через некоторое время чай был готов и разлит Галиной Викторовной в граненные стеклянные стаканы с металлическими подстаканниками.
Первое стихотворение в стенах небольшой квартиры Мизандронцевых я услышал из уст Льва Харитоновича:
От всех болезней чай полезней,
Ликуй натура смертям конец,
Микстура - дура.
Чай - молодец.
(Стих. «О чае» Л. Мизандронцев)
Пока пили ароматный чай с сахаром, за разговором хозяева постоянно курили папиросы. И даже при открытой форточке запах дыма стоял такой, что для меня некурящего дышать было тяжеловато. В разговоре принимали участие Женя Бродацкий с хозяевами, а я только с огромным вниманием слушал. Так незаметно и очень быстро прошли два или три часа. Стали собираться с Женей по домам.
Лев Харитонович Мизандронцев в своей квартире. Фото А. Спитковского. Чистополь. 1976 г
На прощанье Галина Викторовна и Лев Харитонович с удивительной теплотой и добротой пригласили меня приходить еще и без Жени Бродацкого. До сих пор не могу вспомнить, как я осмелился, но на следующий день я пришел один. Льва Харитоновича я застал в его любимой позе – сидит на своем стуле на корточках. Но это привычка не хорошая от лагерей нет не пионерских, а ужасных сталинских. Галина Викторовна мигом понеслась ставить чайник. Кошки, как обычно, расположись на кроватях, на полу, на форточке им тепло уютно. Галина Викторовна каждый день варит им тюрю кошачью, из дешевой свежемороженой рыбы. Каждые год или два проходит ротация кошачьего состава. Хозяева принимают меры пристроить кошек в хорошие семьи. Всем знакомым предлагают взять кошечку. Как только освобождается место, сразу появляются новые котята. Обычно появляются новые питомцы неожиданно. Идут по улице в холодное время года, встречают кричащего котеночка и не проходят мимо, а забирают домой. Ухаживают, выкармливают и уговаривают знакомых взять холеную, откормленную чистую кошечку. И так стал приходить каждый день за редким исключением до августа 1970 года, то есть около трех лет.
Отчаянья не может быть от чая.
И если вам взгрустнулось невзначай,
То пейте чай.
(Стих «о чае» Л. Мизандронцев)
Лев Харитонович Мизандронцев родился 16 сентября (3 сентября) 1901 года в городе Астрахани. По национальности армянин, но армянского языка не знал.
Свидетельство о рождении Льва Харитоновича. Астрахань. 16.09.1901 г.
Из воспоминаний Льва Харитоновича: «Предки во времена гонения армян переехали в город Астрахань. Отец - Харитон Ефремович был фармацевтом и имел в Астрахани аптеки. Мать - Ксения Христофоровна домохозяйка. Кроме Льва Харитоновича в семье Мизандронцевых были сестра Катя и брат Николай.
Ближайшие родственники были в Астрахани крупными рыбопромыщленниками и имели во владении несколько крупных зданий. Одно из них областной роддом. Городская усадьба Мзандронцевых, 2 половина 19 века расположенная на улице Коммунистическая дом 16, улица Свердлова 46 (фото на 1 странице).
Из воспоминаний Льва Харитоновича: у нас была удивительно дружная веселая семья, играли в веселые игры, ставили детские спектакли, в которых участвовали вся наша семья и гости. И до самых своих последних лет жизни очень тепло вспоминал астраханскую дореволюционную жизнь.
Есть вещи, черти … помню с детства это,
Как белизною херувимских риз
Меня слепил с седьмых небес буфета
Чистейших проб серебряный сервиз.
(«Вещи». Л. Мизандронцев)
В 1917 году с отличием окончил гимназию, очень успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен в Московский университет имени Ломоносова на механико-математический факультет по специальности астрономия. После революционных событий вся семья Льва Харитоновича пострадала, как и все состоятельные и богатые люди. Родители добровольно передали всю свою недвижимость накопленные поколениями. И в этот самый тяжелый момент жизни близкий друг отца Льва Харитоновича поддержал Анастас Иванович Микоян (со слов снохи Льва Харитоновича). Благодаря чему осталась жить вся семья Мизандронцевых. А Льву Харитоновичу продолжить учиться в университете.
Сын Льва Харитоновича Федор
Слева направо: брат и сестра Льва Харитоновича Николай, и Екатерина, сноха Алла Федоровна. Астрахань. 1970 г.
В начале 1920 года был мобилизован в РККА (рабоче-крестьянскую Красную Армию) и служил делопроизводителем в штабе Астраханского военного округа.
Демобилизовавшись в октябре 1923 года, Лев Харитонович Мизандронцев вернулся в Москву для продолжения образования. Поступил в ВХУТЕМАС и там познакомился с Галиной Викторовной Василевской, вскоре ставшей его женой и опорой во всем.
13 октября этого же года в загсе Свердловского района города Москвы был зарегистрирован их брак.
В 1925 году родился сын Федор Львович. Проживали они в городе Мытищи Московской области, в небольшой комнатке.
В Москве Лев Харитонович работал в издательстве «Московский рабочий», Доме имени Крупской на канцелярских должностях.
С 1931 года перешел на литературную работу, состоял во Всесоюзном обществе драматических писателей и композиторов.
Свидетельство о браке Льва Харитоновича и Галины Викторовны. Москва. 13.10.1935 г
Имел печатные издания - произведения эстрадного жанра, пьесы, шедшие в театрах. В 2009 году в Интернете случайно я разыскал произведение, представленное на аукционе: музыкальная комедия в семи картинах «ХРЯК» изданная ТЕАКИНОПЕЧАТЬ в 1930 году тиражом 24000 экземпляров. Авторы Лев Харитонович Мизандронцев и Леонид Яковлевич Циновский.
На обложке книги подписан Львом Харитоновичем автограф от имени авторов:
«Коле Болбергу.
Не прими за стил и метод
Пятидневный труд наш этот»
(«Авторы». 21.05.1930)
Из воспоминаний Льва Харитоновича: «Мы вместе с Цертелевым Николаем Михайловичем были организаторами ижевского русского драматического театра. Я работал заведующим литературной частью ижевского театра русской драмы». Но в театральной энциклопедии фигурирует только фамилия Цертелева, по известным причинам Лев Харитонович стал политическим заключенным 4 ноября 1935 года.
Осенью 1935 года шли репетиции пьесы Льва Харитоновича «Стена плача» в Государственном Еврейском театре города Москвы, художественным руководителем которого был великий Михоэлс (настоящая фамилия Вовси) Соломон Михайлович (1890-1948), советский актер, режиссер, педагог, народный артист СССР (1939).
С 1919 года работал в театре (с 1929 года художественный руководитель).
Государственный еврейский театр, где шел спектакль «Стена Плача» Льва Харитоновича Мизандронцева. На месте современного Театра на Малой Бронной ранее находился Государственный Еврейский театр (ГОСЕТ), которым руководил Соломон Михоэлс.
Художник спектакля Гусятинский Анатолий (Товий) Маркович родился 8 (21) марта 1900 года в Харькове. Выполнил эскизы декораций, занавеса и костюмов к спектаклю «Стена плача».
11 ноября 1935 года с огромным успехом состоялась премьера спектакля. На спектакле присутствовала супруга Галина Викторовна. По окончании спектакля долго не стихали овации, зрители настойчиво вызывали на сцену художественного руководителя, режиссера-постановщика, художника и автора пьесы. Все выходили на сцену, низко кланялись зрителям, но автор не появлялся. Официально прозвучала версия о болезни автора. А на самом деле автор пьесы Лев Харитонович Мизандронцев был арестован у себя на квартире в ночь с 4 на 5 ноября 1935 года и находился в застенках Бутырской тюрьмы. Причиной ареста послужило вмененное ему на следствии «восхваление Л.Троцкого - ярого врага народа и фашиста».
Постановлением Особого Совещания при НКВД СССР от 31 января 1936 года был осужден по статье 58-10 УК РСФСР. В итоге разбирательств получил два года ссылки в город Омск, где работал в областном театре заведующим литературной частью, а по окончании срока ссылки арестован 28 августа 1937 года. 16 сентября 1937 года приговорен тройкой при УНКВД по Омской области. Обвинен по ст. 58-10 УК РСФСР. Приговорили к десяти годам исправительно-трудовых работ. Реабилитировали 12 мая 1960 года Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР за отсутствием состава преступления.
Я жалел, бывало, что когда-то
Не рванул изгрызенных удил
И с размаха в сердце супостата
Боевым клинком не угодил.
(Стих. «Кони». Л. Мизандронцев)
После ареста Льва Харитоновича Галина Викторовна с сыном Федей, которому было всего 10 лет, остались практически без средств существования. Единственное что помогало выжить - это удивительно смелое, мужественное, опасное для своей жизни решение художественного руководителя театра Соломона Михайловича Михоэлса, который продолжал выплачивать гонорар наличными из кассы театра за пьесу «Стена Плача». Галина Викторовна несколько раз пыталась устроиться на работу, но как только узнавали о местонахождении мужа, ей отказывали в трудоустройстве.
Наступил 1941 год. Началась отечественная война – большое горе народа. Приходилось участвовать в работах по защите Москвы. Но этот ужас войны помог выжить семье Мизандронцеых. Уже с первых дней июля 1941 года в Чистополь стали поступать первые группы эвакуированных писателей городов Москвы и Ленинграда, Белоруссии и Украины. Единственный друг-писатель семьи Лолахан Сайфуллина (псевдоним) не отвернулась от Мизандронцевых в такой тяжелый и опасный период жизни, которая вписала в эвакуационный список жену Мизандронцева, не смотря на то, что она была «женой врага народа».
Галина Викторовна Мизандронцева (Василевская) во дворе у своего дома. Чистополь. 1963 г.
Лола Хан была верной подругой Галины Викторовны, которая о ней всегда вспоминала со слезами (из воспоминаний Р. Хисамова). В результате чего они вместе с писателями, поэтами, артистами оказались в гостеприимном Чистополе.
Елена Осиповна Сайфуллина родилась 24 декабря 1901 года в городе Вильно - прозаик, драматург, сценарист.
В Чистополе Галина Викторовна при устройстве на работу скрыла местонахождение родного мужа и была принята в общежитие училища, где и получила комнату 19 в доме 105 по улице Льва Толстого. Позднее удалось устроиться в секретный четвертый цех Чистопольского часового завода.
В 1943 году все писатели, поэты уехали в Москву, а Галина Викторовна с сыном Федей остались проживать в городе Чистополе с надеждой и ожиданием возвращения Льва Харитоновича.
Справка о реабилитации Мизандронцева Льва Харитоновича. 24 мая 1960 г.
В сентябре 1947 года закончился срок пребывания в лагерях у Льва Харитоновича. Освободился и не знал, в какую сторону или город СССР ехать, где искать своих родных. И он решил добраться до Молдавии через Москву, чтобы побывать около «Дома Герцена» - бывшего писательского клуба, с которым у Льва Харитоновича было так много связано. У этого дома увидел знакомую фигуру своего давнего приятеля, поэта-переводчика Казарновского. Догнав его, узнал, что жена вместе с сыном должны быть в Чистополе по программе эвакуации писательских семей в начале войны (Р. Хисамов).
Так их разыскал в городе Чистополе. Была очень долгожданная, неожиданная и так нужная встреча в маленькой квартирке № 19 на улице Льва Толстого дом № 105. С этого момента начался новый этап совместной жизни, который продлился до мая 1980 года, года смерти Галины Викторовны.
В Чистополе с большим трудом ему удалось устроиться оформителем плакатов в речное ремесленное училище по договору, согласно которому его могли уволить без объяснений в любой день. В «добровольное пожарное общество» его тоже приняли вне штата, чтобы не иметь проблем с органами безопасности, где он ежедневно отмечался до 1953 года. (Из воспоминаний Р. Хисамова).
Портрет А.М. Горького нарисованный Львом Харитоновичем в конце сороковых годов, работая в речном ремесленном училище Чистополя. (Музей Б.Пастернака).
Газета «Знамя коммунизма» от 5 декабря 1961 г.
Итак 5 ноября 1967 года. Я пришел к Мизандронцевым один. Встретили меня дружелюбно хозяева квартиры и четырнадцать кошек. Я снял плащ, повесил на вешалку-гвозди вбитые на внутренней стороне входной двери, и уселся на один из двух табуретов, которые предназначались для гостей. Галина Викторовна помчалась на кухню-коридор ставить чайник.
Я стал более подробно рассказывать о том, что я в данный момент безработный, так как трудовую книжку вынужден был оставить при отъезде из Кировского завода города Ленинграда. Они мне посоветовали написать письмо в прокуратуру Ленинграда, что я и сделал. Через месяц пришел ответ и трудовая книжка, в которой была запись о моем увольнении по статье 33 за прогулы.
При более внимательном рассмотрении квартиры я увидел две огромные самодельные книжные полки из толстых досок закрытые занавесками.
Галина Викторовна Мизандронцева и Лена Скороходова с кошечками. Фото А. Спитковског. Чистополь. 1976 г.
Одна из них была расположена над кроватью Галины Викторовны, где размещались художественная литература, задачники по математике, другая полка с рукописями Льва Харитоновича над его кроватью. На занавеске полки Льва Харитоновича были прикреплены листочки школьной тетради с поэмой о чае. В день они выпивали по несколько стаканов чая, но не меньше десяти в зависимости от количества гостей. Кроме обычного дневного режима чаепития они каждый раз выпивали чай, если к ним приходил кто-то из гостей. Редкий выходной день или будничный вечер к ним не приходили друзья, знакомые или кто-то со знакомыми, соседи.
Часто по вечерам приходила соседка-пенсионерка тетя Настя, которая проживала за стенкой вместе с дочерью Тамарой и внуком Колей. Тетя Настя позднее мне связала очень приличный свитер из натуральной пряжи серого цвета, который я с удовольствием и долго носил и часто вспоминал.
Тамара работала швеей на швейной фабрике и воспитывала сына Колю. Лев Харитонович настойчиво пытался обучать математике, литературе Колю, но в итоге не получилось. Позднее им дали квартиру с удобствами в районе часового завода, куда они переехали.
Более редко приходили соседи по коридору тетя Луша, которая проживала с дочерью тетей Марусей и внуком Валерой. Редко приходили по одной причине – очень не любили кошек. Лев Харитонович так же настойчиво приглашал учиться Валеру, но после нескольких месяцев занятий то же перестал приходить.
Толя Ямков. Чистополь. 1962 г.
Сосед по двору, который часто приходил на посиделки был Толя Ямков. Он жил со своей матерью в домике расположенном напротив дома Льва Харитоновича. В 1961 году закончил два курса факультета журналистики и приехал в Чистополь. Работал журналистом в местной газете.
Самым частым и постоянным посетителем квартиры Мизандронцевых была Лена Скороходова – родная сестра писателя Михаила Скороходова, которая работала в канцелярии часового завода. Она каждые выходные приходила с сыном Толей школьником младших классов. После обмена информацией о новостях города она частенько приступала к игре в карты с Галиной Викторовной, пили чаи.
А самый интересный собеседник у Льва Харитоновича и частый гость для многих знакомых, в том числе для Жени Бродацкого, меня и многих других был Гена Примак.
Гена Примак окончил Московский институт культуры режиссерское отделение. Был направлен на работу в Казанский драматический театр имени Качалова в качестве ассистента главного режиссера. Отработав год, Гена в сентябре 1966 года оказался в городе Чистополе. Он приехал вместе со своим другом Женей Бродацким. Гена устроился на работу режиссером Чистопольского народного театра драмы при районном доме культуры, а Женя преподавал в музыкальной школе и руководил молодежным театром сатиры.
Гена и Женя временно проживали в гостинице, которая находилась на перекрестке центральных улиц Льва Толстого и Ленина. Жили они в двухместном номере, в котором постоянно собиралось много народа. Это были участники молодежного театра сатиры, которым руководил Женя Бродацкий, это артисты казанского театра, которые приезжали на гастроли и много разных интересных людей.
Газета «Ленинский путь» от 25 апреля 1967 г. (Музей уездного города)
Вскоре Гене Примаку выделили комнату в доме 105 на улице Льва Толстого во дворе, которого проживал Мизандронцев Лев Харитонович.
Гена был очень интересным собеседником Льва Харитоновича. Он все свободное время проводил у Льва Харитоновича. Беседы продолжались по несколько часов, и было очень интересно слушать. Родина Гены это город Новороссийск, где проживала его мама в однокомнатной квартире. В молодости окончил летное училище, но прослужил в армии не долго. На очередном полете что-то случилось с самолетом, который начал резко снижаться. Осознав, что с самолетом что-то твориться, волосы встали дыбом и уперлись в шлем. Полет к счастью для Гены закончился благополучно, но был последним. После этого случая Гена всеми правдами и неправдами завязал с военной службой и начал осваивать новую гражданскую специальность режиссера.
Сцена из спектакля «104 страницы про любовь». Режиссер Гена Примак. Слева на право: Гена Семин, Гена Примак и Женя Бродацкий. Районный дом культуры. Чистополь. 1967 г.
Второй спектакль, который поставил Гена Примак в чистопольском народном театре, это был спектакль «104 страницы про любовь» Эдварда Радзинского. Премьера состоялась весной 1967 года и имела огромный успех в театральной жизни города.
Летом 1967 года в городе Новороссийске умирает мама Гены. В это же время он находит жителя ближнего Подмосковья Реутово и обменивает однокомнатную квартиру мамы в Новороссийске. После чего переезжает жить в Москву и в конце лета устраивается работать режиссером-практикантом в знаменитый и известный на весь мир театр на Таганке, главным режиссером которого был Юрий Петрович Любимов.
Гена Примак – театральный режиссер. Ставил спектакли в театре на Таганке, в Малом театре, был главным режиссером Русского республиканского театра. Судьба сводила его с Эфросом, Любимовым.
В театре-студии МХАТ учился на одном курсе с Андреем Мягковым, Верой Алентовой, Ириной Мирошниченко, Владимиром Меньшовым.
Я не случайно выбрал эпиграф к повествованию о Мизандронцеве Льве Харитоновиче отрывка из стихотворения Николая Гумилева «Орел». Лев Харитонович в своих воспоминаниях неоднократно возвращался к стихам Николая Гумилева, которые знал наизусть в огромном количестве и с восхищением и любовью мог читать часами напролет. Эти прекрасные стихи сопровождали его всю жизнь, в том числе и в лагерях политзаключенных, где слушателями его были уголовники, которые с огромным вниманием слушали и относились уважительно ко Льву Харитоновичу.
В один из вечеров у Мизандронцевых при разговоре обо всем, Лев Харитонович предложил мне учить наизусть стихи. После чего давал мне чистый листок бумаги. Я записывал, а он читал наизусть. Одно из первых стихотворений, который я выучил наизусть, было стихотворение Николая Гумилева «Орел».
На следующий день, приходя в его квартиру, я здоровался, вставал на табурет и декламировал стихотворение.
С самых молодых лет и до самых последних Лев Харитонович постоянно вспоминал и говорил о Николае Гумилеве.
Н. Гумилев «Орел».
Чтение стихов продолжались и дальше. В одном из вечеров Лев Харитонович предложил мне выучить стихотворения Александра Блока, при этом он сначала рассказывал много интересного о поэте, потом читал очередное стихотворение. Очень подробно рассказывал о стихотворении, а я записывал, уходил домой учил наизусть, а на следующий день приходил и вечер начинался с прочтения стиха.
А.Блок. «Ушла, но гиацинты ждали…»
Следующие стихотворения были «Незнакомка», «На железной дороге» Александра Блока и другие. Очень интересный поэт, которого представлял Лев Харитонович это Борис Корнилов и его прекрасная поэма «Соловьиха». Ну и конечно очень интересный поэт Сергей Есенин, о котором много рассказывал. Ведь трагедия, которая произошла с Сергеем Есениным в 1925 году, Лев Харитонович переживал вместе с поэтами России, проживая в городе Москве. А одно из любимых стихотворений «Заметался пожар голубой ….» Лев Харитонович мне читал в очередной вечер, я записывал и учил наизусть.
В один из прекрасных июньских вечеров 1968 года, когда мы тихо и спокойно выпивали по очередному стакану крепко заваренного ароматного чая, Лев Харитонович предложил мне заниматься математикой. На что я настойчиво стал отказываться от данного мероприятия, ссылаясь на то, что в семнадцатой школе, которую я закончил в 1964 году имел по математике удовлетворительную оценку, да и с тех пор прошло четыре года. Не смотря на мой отказ, Лев Харитонович очень подробно начал рассказывать о математике, известных математиках, а потом встал со своего насиженного места, подошел к полкам, которые располагались над кроватью Галины Викторовны. Разыскал книгу по математике Сборник задач для поступления в институт "автора Антонова".
Лев Харитонович и Анвер Шарафутдинов за чаепитием.
Раскрыл книгу на странице, где были четырех этажные примеры за пятый класс математики. Настойчиво и с увлечением принудил меня приступить к решению арифметических примеров, которые я довольно-таки быстро решил, за что похвалил меня. И так весь вечер несколько часов решал примеры, постепенно втягиваясь в прекрасный мир математики. Лев Харитонович дал задание на дом, выписывая несколько примеров. На следующий день приходил, показывал свои первые скромные успехи и опять весь вечер занимался решением примеров.
Я постепенно втянулся в математику с дальнейшей перспективой поступать в институт. Занимался я каждый день по несколько часов у Мизандронцевых, а потом несколько часов дома в сарае (в летний период) при керосиновой лампе, где не было электроэнергии. С каждым днем Лев Харитонович все больше меня нахваливал и все больше давал заданий. Так постепенно я втянулся в прекрасный мир математики. Через некоторое время таким же образом увлек меня физикой, который был одним из основных предметов при поступлении в техническое высшее учебное заведение.
Занимался я математикой и физикой все дни недели, в том числе и в выходные по пять-шесть часов в день. В связи с принятием окончательного решения поступления в институт с весны 1969 года я уволился с часового завода, а в трудовой книжке за период подготовки в институт была запись о работе музыкантом в ресторане «Кама».
Ну а третьим предметом, который необходим был при поступлении в институт это литература и русский язык. По литературе я практически уже занимался второй год. Это постоянные интересные беседы очень интересных людей, которые читали свои стихи, рассказы. Лев Харитонович читал свои стихи. Это был обмен мнениями в течение всего вечера. Самые интересные литературные вечера проходили, когда приезжали профессиональные поэты из Казани на творческие вечера в Чистополь.
Каждый вечер в одиннадцать часов Галина Викторовна читала художественную книгу, а я и Лев Харитонович внимательно слушали. Чтение продолжалось до двенадцати часов ночи, после чего я уходил домой. Галина Викторовна укладывалась спать, а Лев Харитонович занимался своими литературными делами до четырех-пяти часов утра.
Михаил Евгеньевич Скороходов
Михаил Евгеньевич Скороходов родился 15 января 1926 года в городе Чистополе. Начинал свою трудовую биографию слесарем-наладчиком токарных автоматов на заводе. В 1947 году поступил в Московский Литературный институт.
В июле месяце 1968 г. на одной из вечерних посиделок неожиданно для хозяев квартиры Мизандронцевых появился молодой мужчина лет сорока невысокого роста с мелкими кудрявыми волосами с широкой улыбкой и очень хорошим настроением. Он очень тепло поприветствовал Льва Харитоновича и Галину Викторовну. Как выяснилось из разговоров Михаил Евгеньевич давний знакомый и ученик-наставник Льва Харитоновича по литературным делам. Впервые Михаил Евгеньевич появился у Мизандронцевых в 1948 году, когда приехал из Москвы в Чистополь на каникулы после первого курса литературного института.
И вот уже на протяжении двадцати лет, как только появлялся в Чистополе обязательно приходил к Мизандронцевым на литературные посиделки. А в этот раз пришел с сыном Володей в возрасте шестнадцати лет. Галина Викторовна заварила крепкий чай, аромат которого растворялся в облаках табачного дыма недорогих папирос. А Михаил Евгеньевич под крепкий чай стал с огромным воодушевлением и подробностями рассказывать о прославленном на весь мир путешествии на карбасе "Щелья" с алыми парусами и бензиновым мотором марки Л-12, железной печкой, собакой и всем остальным, необходимым для путешествия во главе с капитаном Дмитрием Андреевичем Буториным.
Михаил Скороходов. Встреча с общественностью Чистополя. 1980 г.
В 1948 году Лев Харитонович познакомился с Михаилом Скороходовым, который приехал из Москвы в Чистополь на каникулы после первого курса Литературного института. Льву Харитоновичу было 47 лет. Михаилу Скороходову в возрасте двадцати двух лет тогда он показался стариком. Густые брови, черные, прямые, тронутые сединой волосы, живые, полные затаенных дум глаза.
Из воспоминаний Михаила Скороходова:
Отправляясь к новым своим друзьям, я стал вспоминать «Балладу о пленном боге». В четырех строчках – и портрет и характер:
Он был с дамой выше всех примеров,
Вешних зорь на розах розовей
Вся она в капризах и манерах
От змеиных туфель до бровей.
(«Баллада о пленном боге». Л. Мизандронцев)
Понравились мне и другие стихотворения Мизандронцева: «Кони», «Дороги», «Звери», «Капитан», «Озера». Я посоветовал Льву Харитоновичу послать стихи в какой-нибудь журнал, он махнул рукой. Пробовал. Бесполезно. Лишнее унижение. Я знаю, что стихи когда-нибудь будут напечатаны. Время еще не пришло. Память у Льва Мизандронцева была удивительная. Он читал наизусть стихи Эдгара По, Николая Гумилева (самый любимый), Валерия Брюсова. О чем бы ни заговорили, он помнил даты, имена, не просто знал исторических деятелей, вплоть до древних императоров и полководцев, но и их жен, детей, племянников.
Михаил Скороходов часто задумывался: что чувствовал Лев Харитонович, как он перенес крушение своих надежд, ведь ему было всего 34 года. Словно отвечая на мои невысказанные вопросы, он сказал однажды: "знаете, где-то в глубине души я даже доволен, что моя судьба сложилась так. Конечно, если бы не арест, я что-то сделал бы серьезное в драматургии, но не было бы другой - моей главной книги, которую пишу сейчас". Он имел в виду свою работу «О логике прекрасного» (опыт марксистско-ленинской эстетики), о которой речь впереди.
Мизандронцев Лев Харитонович. Фото подарено Михаилу Скороходову в дни дружбы. Чистополь. 1962 г.
О своей лагерной жизни Лев Харитонович говорил редко и без всякого желания, я бы сказал сдержанно, без озлобления: «Иногда ночью к моей койке пробиралась группа заключенных. Будили, шепотом просили прочитать стихотворение Н. Гумилева «Капитаны». Потру глаза, ничего в темноте не вижу, читаю… Сунут мне в руку пайку хлеба, разойдутся. Один из заключенных тайком писал документальную повесть о лагерной жизни. Назвал ее «Уничтожение человека». Кто-то донес, больше мы его не видели. Доводилось мне работать на лесоповале, в так называемой слабосильной бригаде. К счастью, меня перевели в клуб, писал лозунги, плакаты. Работал аккуратно, тщательно выводил каждую букву. Начальник считал, что я ленюсь, бывало, стоит за спиной, рычит: «Не выводь! Не выводь!..». Частенько рисовал для начальников лагерей настенные ковры на плотной бумаге, за которые получал паек хлеба или шмоток сала. Благодаря этому и не только, Льву Харитоновичу удалось выжить.
Два стиха Льва Мизандронцева напечатанные в газете г. Нижнекамска.
Ночи напролет мы говорили на литературные темы. И все осталось в памяти.
"Рифма имеет свою историю, она тоже развивалась от низшего к высшему, хотя развивалась неравномерно. Строчку надо строить так, чтобы на рифму падала, по возможности, смысловая и обязательно звуковая нагрузка…
Ритм ведет к рифме. А. Блок не особенно изощрялся в рифмах, но послушайте:"
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Что сделала рифма? Перья живут, а руку хочется поцеловать. Звукопись у нас видят только в звукоподражании, да и то односторонне. Все можно передать звуками – и пространственную глубину, и сердечную боль. Думают, что звук в поэзии – это только треньканье, бубенчик. А в звуке и мысль и душа. Строчка «Есть упоение в бою…» как бы насыщена упоением, оно присутствует, живет в самих звуках. Вся наша поэзия не могла создать ничего равного пушкинской строке «Брожу ли я вдоль улиц шумных ….» Поэтов тысячи, но мало кто ищет «союза волшебных звуков, чувств и дум». А без такого союза нет поэзии.»
Когда я уезжал из Чистополя, мы переписывались. Удивительный человек – он любил писать длинные письма. Никто не писал мне таких остроумных писем.
Как-то по своей дурости я написал в письме, что Державина «губит старомодный язык». И получил отповедь. «У Державина есть великолепные вещи. Правда, он приемлем в меру, но ода «Бог», например, переведена почти на все языки мира, имеющие письменность. Вы пишете, что «его губит старомодный язык». Это потому, что Вы русский, а русский человек не любит, не уважает и не понимает своей старины. Недаром он разрушил с такой легкой душой Сухаревскую башню и тысячи других памятников. У Шекспира язык еще старомоднее, но этим он не губит себя в глазах англичан. Каким же еще языком, как не языком своей эпохи должен был писать Державин?! Старого поэта лучше всего читать на его языке, и надо уметь понимать тот язык, не применяя к нему правил современной грамматики.
Чтоб смертну бездну
Преходило
Мое бессмертно бытие…
Великолепно! Смело, величественно, поэтично. Какая красота! Жаль, что русские люди не любят своего прошлого и что учить их этой любви приходятся армянам». (Лев Мизандронцев – армянин по национальности).
Стихотворение Льва Мизандронцева «Поэт», напечатанное в газете г. Нижнекамска.
По моей рекомендации в газете «Советская Татария» было напечатано стихотворение Льва Мизандронцев «Первая звездная». Признаться, я не ожидал, что эта публикация так обрадует Льва Харитоновича. Когда мы встретились в Чистополе и заговорили об этом, глаза его сияли.
Стихи, рассказы, повести Лев Харитонович писал между делом: главный его многолетний труд – «О логике прекрасного». Не буду пересказывать содержание, скажу только, что автор, по моему мнению, опередил свое время. Все его попытки издать книгу окончились неудачей. Отовсюду он получал отписки или малограмотные, мягко говоря, рецензии. Не раз он говорил и писал мне, что рукопись его «разворовывают», приводил убедительные примеры.
Лишь однажды забрезжила надежда. Рукопись «О логике прекрасного» прочитал заведующий сектором эстетики Московского института истории искусств
Герман Александрович Недошивин. В январе 1958 года Лев Харитонович написал мне о встрече с ним: «Побывал в Москве. Вот что сказал Недошивин: труд очень интересный, смелый, оригинальный, очень нужный. Вопросы эстетики надо решать именно так, как они решаются у меня. Ему понравился логический пафос моего труда, понравилась логическая система, которой я охватываю все явления искусства. И хотя у нас этот путь считается весьма сомнительным, однако у меня он оправдан. С некоторыми деталями он не согласен но, в общем, книга хорошая.
Кроме того, он сказал, что понимает тех, кто ее охаял: книга отпугивает с первых страниц, ибо я сразу ввожу читателя в область, непривычную для наших эстетиков и искусствоведов. Труд, по его мнению, должен быть издан. Пока не радуюсь. До того стал в жизни вульгарным материалистом, что радуюсь только тому, что можно воспринять органами внешних чувств». Дальше события развивались так. Я написал Льву Мизандронцеву, чтобы он дал мне телеграмму, как только станет известна дата обсуждения рукописи, что приеду в Москву (я жил тогда в Архангельске, работал корреспондентом ТАСС) и, если будет необходимость, выступлю в защиту его труда.
Обсуждение состоялось несколько месяцев спустя. Рукопись «О логике прекрасного» находилась все это время в библиотеке института, чтобы участники обсуждения могли с нею ознакомиться. Народу было немного, человек 10-12.
Лев Мизандронцев начал читать, слушали его внимательно. Рядом сидел старичок со слуховым аппаратом. Слушал и все время улыбался. Мне он сразу не понравился. «Может быть, один из рецензентов, - предположил я. - Ну, подожди…». На чтение ушло больше двух часов, после перерыва началось обсуждение. Первым попросил слова старичок (торопился на какое-то совещание). «Почувствовал, хочет улизнуть, - решил я. – Ничего, потом ему передадут…»
Гром среди ясного неба: - Кланяюсь Вам в ноги за Ваш великий труд… Остановись, мгновенье. Все участники обсуждения высказались за издание.
Стихотворение Льва Харитоновича «Первая звездная» напечатанная в газете Советская Татария 23 октября 1977 г.
… Летом следующего года Лев Мизандронцев показал мне рукопись, которую ему вернули из института истории искусств. На полях – два вопросительных знака, начертанных красным карандашом. Этим дело и закончилось. В очередном письме Лев Харитонович сообщил, что в институте сектором эстетики руководит уже другой человек.
Слева направо: Лев Харитонович, Толя Ямков, Лена Скороходова, Михаил Скороходов. Чистополь. 1965 г.
Еще из писем Льва Мизандронцева. «Зло уязвимо. А если зло проникло в область мысли, то оно тем более уязвимо» (1955 год).
«Самая великая идея на свете – это идея об истинной миссии человека. Ее надо пропагандировать по всему миру, это надо делать умело и вдохновенно».
«Коммунизм – это дух человеческий, дух творческий, раскрепощенный, который должен все получить по своей потребности. Но как велики потребности человеческого духа! Их надо знать, чтобы говорить о них громко и смело, а их-то и не знают. Отсюда много суеты и серой обыденщины. У нашей философии нет языка». (1958 год)
«Наша культура, если можно так выразиться, количественная культура. Цифры, цифры, «более», «менее»… Мешает та же догма, исходящая не из прямых интересов науки, философии, искусства. Тот, кто пренебрегает прямой, самостоятельной функцией той или иной сферы, тот очень много теряет и в прикладных областях».
«Теперь появилась новая мода. Вот, мол, Америка, Запад очень часто восхищаются нами. Правду о нашей стране надо искать внутри нашей страны, а не ездить за ней в Париж или Чикаго. Эффекты мы создавать умеем, умеем также делать из единичного общее, а из общего единичное: мы уверяем, что у нас много того, чего в действительности у нас мало, и наоборот». (1959 год)
В статье газеты «Советская Татария» от 5 марта 1988 года Михаил Скороходов очень глубоко и широко раскрыл разностороннюю творческую деятельность Льва Харитоновича Мизандронцева. В этой статье не написано ни слова о фантастическом романе Льва Харитоновича «История необыкновенных перьев». А это его крупное произведение на 309 страницах.
Лев Харитонович неоднократно пытался издать роман. Из его рассказов вспоминаю, что этот роман был на рецензии у великого фантаста Ивана Антоновича Ефремова. И рецензия на роман была положительная.
А в 1969 году Лев Харитонович очередной раз попытался издать роман в Татарском книжном издательстве. Летом рукопись романа «История необыкновенных перьев» в нескольких экземплярах была передана в комиссию издательства. После ознакомления с романом состоялось обсуждение в сентябре 1969 года. Самую активную поддержку в издании романа оказал друг и ученик Льва Харитоновича писатель Михаил Скороходов, поэт Марк Зарецкий и другие писатели, поэты Татарии.
Из рассказа Льва Харитоновича обсуждение прошло очень хорошо, все члены комиссии проголосовали за издание романа. А в этот сентябрьский вечер, когда проходило обсуждение, я и Галина Викторовна сидели в их квартире и приговаривали, чтобы обсуждение прошло хорошо. Так оно и вышло. Лев Харитонович приехал на следующий день из Казани в очень хорошем настроении, и мы всей дружной семьей стали мечтать об издании романа в 1970-71 годах.
Но мечты оставались до последних дней жизни Галины Викторовны и Льва Харитоновича. После этого список авторов произведений, которые прошли обсуждение, выборочно (в том числе и фамилия Мизандронцева) попали в партийные и кгбэшные органы. В результате была получена заказная отрицательная рецензия и крах последней надежды на издание фантастического романа «История необыкновенных перьев».
Но на этом история с изданием романа не заканчивается.
Через некоторое время такие добрые взаимоотношения Льва Харитоновича и Михаила Скороходова неожиданно для меня и окружающих резко прекратились. Лев Харитонович однозначно обвинил Михаила Скороходова с историей издания романа. В адрес Михаила Скороходова летели очень критические, и даже оскорбительные выражения. После этого Михаил Скороходов в квартире Льва Харитоновича так и не появился. А когда приходила в гости Лена Скороходова - сестра Михаила Скороходова, в разговорах стояла напряженность.
На мой взгляд, это обвинение было несправедливым. Михаил Скороходов если бы не захотел помочь издать роман, то он это сделал бы еще раньше.
Последнее письмо Льва Харитоновича Мизандронцева от 16 ноября 1981 г.
Здравствуй, дорогой Анвер! Получил от тебя много писем и открытку. Никак не соберусь ответить по состоянию здоровья. Пишу всегда по адресу: г. Йошкар-Ола, бульвар Чавайна, дом № 18, кв. 138. Огромный привет от Федора Львовича, от Алисы Федоровны и от меня, пишите.
Л. Мзандронцев.
Обратная сторона письма Льва Харитоновича Мзандронцева от 16 ноября 1981 г.
В конце мая 2005 года я взял отпуск и поехал на родину Льва Харитоновича в город Астрахань. Меня очень хорошо приняли сын Льва Харитоновича Федор Львович его супруга Алиса Федоровна. Федор Львович уже несколько лет, как перенес легкий инсульт, после которого уже не мог разговаривать. На Алисе Федоровне вся жизнь семьи держалась, хотя ей было уже тяжеловато подниматься на четвертый этаж дома. Дом расположился в самом историческом центре города в очень близком соседстве в одном дворе с тюрьмой, построенной еще в царские времена. Утром рано проснешься и во дворе слышны разговоры родственников заключенных, пришедших занять очередь на "свиданку".
В один из дней пребывания в Астрахани мы посвятили посещение старого закрытого кладбища, на котором был захоронен Лев Харитонович в ноябре 1981 года. После посещения кладбища я сходил на рынок за продуктами, который находился в нескольких минутах ходьбы. Зашел в продуктовый магазин, купил бутылку «армянского коньяка» и за обедом помянули Льва Харитоновича.
Сын Федор Львович и сноха Алиса Федоровна у могилы Льва Харитоновича Мизандронцева. Астрахань. Фото Анвера Шарафутдинова 2005 г.
Перед днем отъезда я разговорился с Алисой Федоровной о наличии рукописей произведений Льва Харитоновича такие, как сборник стихов отпечатанных на пишущей машинке Галиной Викторовной в переплете, рукопись книги «История необыкновенных перьев», книги «О логике прекрасного», но единственное, что мне удалось получить это рукопись сборника стихов в двух экземплярах. А другие рукописи, по словам Алисы Федоровны неизвестно где находятся, хотя я уверен, что рукописи были у них.
А осенью 2007 года в поисках рукописи «История необыкновенных перьев» мне повезло. Точнее не рукописи, а следы в интернете я отыскал рецензию на фантастический роман Льва Харитоновича, которая подтверждает, что был такой роман.
Рецензия на фантастический роман Льва Мизандронцева
«История необыкновенных перьев» (309 страниц)
Аркадий Стругацкий
Для фантастической литературы наших дней можно считать твердо установленными два фундаментальных закона.
1. Произведения этого жанра, сколь фантастическими они бы ни были, должны возвращать читателя к действительности либо по линии науки, либо по линии человеческих судеб и характеров, либо по линии социально-философской.
2. Фантастический мир таких произведений, сколь фантастическим он бы ни был, должен обладать структурой, внутренней логикой, элементы этого мира должны быть взаимообусловлены и связаны.
В качестве примера приведем знаменитую «Машину времени» Г.Уэллса. Мир элоев и морлоков необычен, кошмарен, неправдоподобен, но его сущность логически вытекает из вполне определенных социально-политических тенденций, и, возвратясь из путешествия по времени, читатель с удвоенной тревогой и настороженностью всматривается в хорошо известную ему действительность капиталистического общества, разделенного на непримиримые классы. С другой стороны, при всем неправдоподобии мира элоев и морлоков, мир этот подчинен вполне определенной логике, законам своего внутреннего развития. В нем не может происходить «что угодно». Из своих подземелий не выскочат морлоки с лучевыми и атомными пистолетами, в своих хоромах не станут элои читать лекции по истории философии. И не может там ни с того, ни с сего появиться чудовище о семи ногах. Кроме указанных, для советской фантастики характерно еще одно правило, освященное благородной традицией. Советская литература – гуманистична и проникнута духом уважения к людям, веры в совесть и разум.
Попробуем рассмотреть рецензируемый роман с точки зрения требований, обусловленных этими правилами. Сюжет романа примерно таков. В сравнительно недалеком будущем Англия, уже ставшая на путь социалистического развития, посылает к системе Альфа Центавра звездолет «Гелиос-1» с экипажем в восемь человек. Четыре года спустя звездолет садится на Гелс, одну из планет системы, и после тяжелых испытаний вступает в контакт с населением этой планеты. Гелсияне давно построили коммунистическое общество, их наука и техника намного обогнала нашу, человеческую. Изучив жизнь гелсиян, звездолетчики начинают готовиться в обратный путь, но тут становится известным, что агрессивное космическое племя Родагор, отступая перед более совершенными существами из глубин вселенной, намеревается разрушить Гелс. Один из членов экипажа геройски жертвует жизнью и ликвидирует эту угрозу. «Гелиос-1», вернее, совершенно новый корабль, которым благодарные гелсияне снабдили землян, возвращается на родную планету.
Л.Мизандронцев поставил перед собой очень интересную и трудную задачу: дать картину длительного космического перелета и влияния такого перелета на характеры очень разных людей, а также показать возможные последствия для мировоззрения и характеров людей, вытекающие из пересмотра [зачеркнуто: своих] взглядов после встречи с носителями высшего разума. У него получилось несколько интересных удачных эпизодов, он высказал несколько остроумных и смелых предположений. Но в целом роман явно не удался. Не удался он прежде всего потому, что в фантастических обстоятельствах, в которые он поместил своих героев, нет внутренней логики. Потому что все события в романе, все отношения между людьми и инопланетянами носят на себе ослепительно яркую печать авторского произвола. Отчетливо видно, как автор издалека намечает себе какую-то конечную цель и тянет, буквально за уши тянет своих героев и их мысли к этой цели, не считаясь ни со здравым смыслом, ни с им самим же заданными исходными данными.
Одна из центральных фигур романа – Сэмуэль Рэдвуд. Это маленький ученый-неудачник, слабовольный, потерявший интерес к жизни, потерявший даже любовь жены, опустившийся человечек, над которым потешаются все, кому не лень, и на Земле, и в космосе. Автор на первых страницах романа очень убедительно показывает эту фигуру в драных носках, унылую и плачевную. Вдруг руководитель экспедиции академик Тэодор Блак по настоянию своей любовницы, жены Рэдвуда, включает его в состав экипажа.
Оставим на совести автора такой странный метод подбора людей для труднейшей звездной экспедиции. Почтем это за вольную условность. В конце концов в звездные экспедиции волей некоторых романистов попадали даже пионеры. Но у автора есть отчетливо видная читателю с первых же страниц цель: показать, что не все золото, что блестит, и что в известных условиях даже то, что не блестит, может оказаться золотом. Сэмуэль Рэдвуд обречен стать героем.
На протяжении двух третей романа он совершает чудовищные преступления – по халатности, по неведению, просто по глупости. Он сжигает уловители космической пыли. Он постоянно нарушает дисциплину. Он спит на посту. Он чуть не губит своих товарищей, обрекая их на голодную смерть. Нет, экспедиция не исправила его. Он так и остался бы гнусным вахлаком и индивидуалистом, у которого все валится из рук, но... Гелс оказался обитаемым. Высокая культура гелсиян и их высокая философия преображают его. Чудом. Чудом потому, что преображения этого не показано. О нем только сказано. А затем Рэдвуд совершает подвиг. Он погибает в схватке с чудовищами-Родагор. Он спасает гелсиянскую цивилизацию. Он один. Но почему он пошел на подвиг? Это остается загадкой. Ни одна хотя бы малейшая черточка в его характере не дает никаких намеков на героизм. Авторский произвол налицо. Так в плохих детективах закоренелый преступник вдруг ни с того ни с сего становится честным человеком.
С другой фигурой романа, со штурманом Артуром Хаугом, происходит обратная, хотя и не менее загадочная метаморфоза. Был прославленный планетолетчик, межпланетный ас, несколько грубоватый, что можно впрочем объяснить стремлением к позе, но испытанный космический волк, пользующийся, по-видимому, большим уважением товарищей и тех, кто его назначил в эту сверхтрудную экспедицию. Он штурман, следовательно, человек очень культурный, на «ты» с высшей математикой, с теорией космических полетов, с множеством вещей, о которых самые культурные люди нашего времени понятия не имеют. И совершенно неожиданно, без какой бы то ни было логики, без видимых причин, он становится грубой скотиной, мародером, пиратом. Он гнусно и довольно глупо интригует против командира, он зверски обращается с несчастным Рэдвудом, он без пяти минут убийца и насильник. Почему? Откуда? Где в его характере есть хоть намек на будущее его свинство? Но автор твердо решил, что быть штурману подлецом, и штурман покорно, ломая все представления читателя о человеческих душах, становится подлецом и бесславно гибнет, пытаясь защитить награбленное барахло.
Но совершенно потрясает читателя руководитель экспедиции академик Тэодор Блак. Это уже настоящая марионетка в руках автора. Он находится по ту сторону всякого разума и всякой логики. Это он подсунул товарищам по экспедиции придурка Рэдвуда. Это он потащил разведывательный отряд на ночь глядя куда глаза глядят. Это он отдает одно глупое распоряжение за другим, грозит, тут же слабовольно отступает, подозревает гелсиян в семи смертных грехах, употребляет слово «интеллигент» в ругательном смысле – академик! А все для чего? Чтобы дать автору возможность сначала затащить экспедицию в почти безвыходные условия, а затем спасти руками гелсиян. В эпизоде с перевыборами командира он ведет себя как обиженный гимназист. Перед нами не опытный дальновидный командир, участник нескольких космических перелетов, а безвольный напыщенный гусак, которым вертит кто хочет – начиная с дуры любовницы и кончая негодяем-штурманом. В травле того же бедняги Рэдвуда он принимает самое деятельное участие, оскорбляя его и грозя вычеркнуть из геройских списков экспедиции.
Вот по сути дела три главные фигуры романа. Они неприглядны, что и говорить. Разительное противоречие со здравым смыслом и с элементарными человеческими понятиями о совести и порядочности, имеющее место в их поведении, не может быть компенсировано относительно удачными образами «нормальных» людей: Лона Рэя, Чарльза Уэда и доктора. Хотя бы потому, что их автор оставил в покое: для развития сюжета они не играют почти никакой роли. Так же не играют роли и два Питера. На протяжении почти всей повести они играют «в слова».
Честно говоря, замысел автора ясен. Он хотел показать, что космический перелет чреват опасностями не только физического толка. Не только метеоры, облучение и прочие классические беды будут угрожать экипажу звездолета в дальнем рейсе. Утомление, постоянное соседство других людей, нервное напряжение может привести к конфликтам внутри экипажа – вот что хочет сказать автор. И он безусловно прав. Такая опасность может быть признана вполне реальной.
Но автор делает грубый просчет, весьма характерный, между прочим, для западных фантастов. Они переносят конфликты и столкновения наших дней и даже прошлого на космическую арену. И Л.Мезандронцев [так в тексте] создает в своем космическом путешествии конфликты, которые были характерны для зимовщиков двадцатых годов нашего столетия. Да и характерны ли? Во всяком случае, так иногда бывало. Ошибка Мезандронцева заключается в том, что он не принял во внимание вот что.
Столкновение между доктором зимовки, грубым хамом-начальником и неграмотными каюрами – это конфликт на много порядков ниже конфликта между высококультурными, тренированными, сдержанными звездолетчиками. И напрасно автор пытается убедить нас в том, что «времена, когда в космос посылали только некурящих красавчиков, прошли». Всегда и везде в космические экспедиции будут посылаться отборные люди, не разгильдяи, не барахольщики, не мизантропы – настоящие люди, которых с каждым годом становится все больше. И конфликты между ними будут совсем иными, куда более сложными и тонкими, без грубой ругани, без рукоприкладства и уж разумеется без покушений на убийство. Истоки полнейшего алогизма, господствующего в романе, и заключаются по нашему мнению в том, что фигура звездолетчика не приспособлена к идиотским склокам, а они автору были очень нужны, и ему пришлось ломать образы своих героев, нарочно оглуплять, принижать, озверять их.
Мы видим, что в отношении землян ни одно из правил для фантастики автором не соблюдено. Автор если и возвращает мысль читателя к действительности, то к действительности прошлого, потерявшего сейчас какое бы то ни было актуальное значение. Мир его героев алогичен, в нем происходит что угодно: академик может стать кретином, заведомый трус – героем, отличный человек – подонком. А о гуманизме, о вере в сердце и разум человеческий здесь и говорить не приходится. Сам замысел автора противоречит этому.
Не лучше обстоит дело и с миром космических обитателей. Космос представляется в романе ареной беспрестанных драк и свар между разумными обитателями. Положим, автор задался целью показать нам, что разум в некоторых участках космоса может быть зверским, подлым, разрушительным, как бы высоко он ни развился. Идея сама по себе весьма сомнительна идеологически. Но уж если показывать, то нужно и доказать возможность такого печального обстоятельства. Племя Родагор – обладатель великолепной техники, фантастических возможностей. Оно может сдвигать планеты с орбит. Оно может испепелять планеты. Взрывать солнца. Оно хвастливо и самонадеянно. Почему? Как это случилось? С какой стати? Да ни с какой. Так захотелось автору, чтобы дать возможность Рэдвуду совершить подвиг. Родагорцы имеют вид ленточек с кисточками. Ясно. Автор хочет показать, что они совершенно чужды нам. Чужды ли? Что-то уж очень знакомо в их наивном и бесстыдном стремлении к бессмысленным разрушениям, в их хвастовстве наглом и оголтелой пропаганде своего могущества. Ба! Да это все те же знакомые! Пусть они имеют вид хоть ленточек с кисточками, хоть кисточек с ленточками, все равно из-за этих кисточек и ленточек проглядывает жирная самодовольная морда неграмотного ненавистника культуры и науки – римского легионера, средневекового ландскнехта, коричневого штурмовика, куклуксклановца в балахоне! Те же приемы (только более мощные средства), те же угрозы завоевать мир и пировать над трупами поверженных... Но ведь автор оговаривается специально, что родагорцы – сверхразумны, мастера науки и техники! Откуда же у сверхразумного народа такие меленькие дешевые мещанские замашки? Не годится, товарищ автор. Вы передергиваете. Вы не смогли доказать, что высший разум может быть зверским. Он у вас получился страшненько-буржуазным, даже мелкобуржуазным, если на то пошло. Очень сомнительно, чтобы интеллигентные существа (а чтобы управлять такими сложнейшими машинами и носиться в космосе по своей воле, надо быть высокоинтеллигентным, это пространство и время, а не спусковой крючок «шмайссера») удовлетворились хвастовством перед более низкими по развитию существами. Нагромождение ужасов при описании деяний родагорцев ни к чему не привело. Оно не несет никакой смысловой и тем более литературной нагрузки.
Не менее поразительно описание группы гелсиян, которая проповедует ничтожество разума перед лицом космоса. Аргументация Оула могла бы в лучшем случае убедить неграмотного крестьянина – да и то вряд ли: крестьянин – человек практический. И очень странно, что она оказала такое воздействие на некоторых звездолетчиков. Замысел автора здесь опять-таки ясен: показать, что и в совершенном коммунистическом обществе возможны группировки, не согласные с мировоззрением большинства. Отлично, против этого спорить не будем, это воля автора. Но уж пусть эти несогласные обосновывают свои мнения на уровне повыше хотя бы, чем уровень пятиклассника.
Можно привести еще несколько примеров просчетов автора, но уже по мелочам. Так, автор при описании первых приключений на Гелсе, с видимой настойчивостью и старанием подготавливает землян к катастрофе. Он гонит их в ночную пустыню – куда? зачем? – он снабжает их мешком с инструментами вместо продуктов, он ломает им рацию – да мало ли что еще. Но это просчеты несколько меньших масштабов, и они встречаются у большинства начинающих фантастов. О них мы говорить здесь не будем.
Несколько слов об удачах автора. Их не очень много, но они есть, и это доказывает, что автор не зря берется за перо. Очень удачна литературная находка на стр. 97, где описываются звездолетчики, идущие в затылок друг другу и думающие каждый о своем. Прекрасный прием для иллюстрации внутреннего мира героев. На стр. 140 удачно изображено смятение Чарли Уэда, гордость которого возмущена мыслью о том, что самостоятельное развитие земной науки и культуры со встречей с гелсиянами окончилось. Автору далее с незаурядным мастерством удалось изобразить гелсиян хотя и не похожими на людей, но прекрасными и гордыми – вообще изобразить инопланетника симпатичным, вызывающим дружелюбие и уважение, очень трудно. Очень интересные мысли высказывает Эе [или Эо] в споре с Чарли на стр. 198.
Но в общем и главном роман, конечно, не удался. Неприятно поражает легковесная рецензия Боборыкина. Мне не удалось заметить, чтобы автор в романе решал «всякие философские и этические проблемы». Таковых, а равно и их решения, в романе нет. Есть отдельные удачные мысли и идеи, которые никак нельзя считать «пристроенными к общему движению сюжета». На наш взгляд, рецензия Боборыкина только сбила автора с толку. Роман исправить нельзя. Следует писать другой. В том, что Мезандронцев способен написать интересное произведение, можно не сомневаться.
(А.Стругацкий)
Москва Г-59, Бережковская наб. 14 кв. 46
Борис Шубин у своих работ. Казань.1997 г.
Лев Харитонович Мизандронцев был руководителем художественной мастерской по оформлению города, куда в начале 1950 годов после окончания средней школы, пришел работать и осваивать первые азы изобразительного искусства Борис Шубин.
Лев Мизандронцев стал наставником будущего художника – керамиста, обнаружив в нем тягу к этому виду искусства, и по его совету юноша поехал учиться в знаменитый своими традициями гончарства городок Гжель. Однако отделение художественной керамики, куда поступил Борис Шубин, было позднее переведено в подмосковное Абрамцевское художественно-промышленное училище имени Васнецова. Здесь творили такие крупные художники как И. Репин, В. Серов, М. Врубель, В. и Е. Поленовы.
В этом учебном заведении Борис Шубин познал секреты мастерства в керамике, открыл для себя сложный путь ее совершенствования от простых глиняных форм до таких классических видов как фаянс, майолика и фарфор.
В 1963 году, успешно окончив Абрамцевское училище, Борис Шубин приезжает работать в Казань, на Комбинат строительных материалов. Творческая и личная энергия позволили в сравнительно короткий срок наладить поточное производство. Обучив работников комбината умению создавать и украшать изделия из керамики, Борис Шубин разработал и внедрил на комбинате методы серийного изготовления образцов.
Борис Шубин – самобытный художник. Он творит оригинальным языком цветопластических образов, воплощает в работах свое философское видение мира и следование законам формообразования, тем самым, прокладывает свой собственный путь в керамике. Он находит важным для себя изучить истоки декоративно-прикладного искусства Татарстана и осваивает традиции древней булгарской и татарской керамики.
Первый учитель-наставник Б.Шубина Мизандронцев Лев Харитонович. Чистополь. 1960г.
Борису Шубину было суждено стать не только первопроходцем в одном из видов декоративно-прикладного искусства, но и отстаивать право на существование этого вида искусства в Татарстане.
Борис Шубин – признанный художник и не только в Татарстане, но и за его пределами, истинный мастер своего дела, среди тех немногих, творчество которых является предметом научного и художественно-критического изучения. Ему посвящены специальные издания. О нем были сняты документальные фильмы, опубликованные многочисленные статьи. Всего создано более 700 произведений, среди них такие виды керамики как фарфор, фаянс, шамот, майолика, терракота. Произведения художника экспонировались на 28 выставках в Татарстане, России и за рубежом, на четырех персональных выставках, одна из которых прошла в Москве. Работы Бориса Шубина вошли в коллекции крупнейших музеев Казани, Москвы, являются собственностью.
Еще один художник города Чистополя, который очень редко приходил в гости к Мизандронцевым это Юра Рябцев. С юных лет он начал работать под руководством Льва Харитоновича. Это парень высокого роста с правильными чертами лица, кудрявый, очень веселый, но с поврежденным одним глазом. В молодости любил выпить, за что Лев Харитонович их художников гонял, но художник в городе был один из лучших. В конце шестидесятых годов Юра женился и уехал в город Нижнекамск зарабатывать квартиру. Я с огромным удовольствием предлагаю посмотреть дружеские шаржи Юры Рябцева на своего любимого учителя
Дружеские шаржи Юры Рябцева на учителя Льва Мизандронцева. 18 октября 1959 г.
Дружеский шарж Юры Рябцева. Лев Харитонович воспитывает своих учеников. Чистополь. ЧДПО. 1959 г.
Дружеский шарж Юры Рябцева на «бога» из ЧДПО Мизандронцева Льва Харитоновича. Чистополь. 1960 г.
Надпись на обратной стороне шаржа от Юры Рябцева. ЧДПО. Чистополь. 1960г
Дружеский шарж Юры Рябцева на «Бога» ЧДПО. Лев Харитонович Отчитывает своего ученика. ЧДПО. Чистополь. 1960 г.
Надпись на обратной стороне шаржа от Юры Рябцева. ЧДПО.Чистополь.1960 г.
Руслан Галимов
В один из вечеров я как по графику явился на квартиру Мизандронцевых, где увидел, сидящего за столом на моем месте немножко знакомого, иногда даже здоровались, Руслана. Я очень был удивлен, когда услышал разговор о поэзии, конкретно о стихах Руслана. Это молодой человек моего возраста с длинными волосами, смуглолицый, при разговоре со Львом Харитоновичем довольно-таки сильно заикался. А когда он пил чай, то я обратил внимание на его удивительно красивые руки с длинными пальцами. Огромное количество женщин могло только позавидовать. После окончания вечернего разговора Руслан стал собираться домой, и так совпало, что мне тоже надо было уходить по делам. Выйдя во двор, далее со двора на улицу, Руслан неожиданно для меня сообщил, что мы с ним являемся братьями. И подробно рассказал, что у нас один отец Абдрахман Галимов.
Вечером, когда вернулся я домой, спросил у мамы о неожиданной новости, которая меня очень удивила и заинтересовала. Мама все подтвердила, и на этом мой интерес к родному отцу закончился. Прошло уже много, много лет. В 2010 году я приобрел ноутбук и окунулся в этот удивительный мир глобальных сетей. К своему огромному удовольствию я нашел материалы о Руслане Галимове и сразу вспомнил о нашем разговоре, летом 1968 года, после визита к Мизандронцевым. Меня очень заинтересовала информация о Руслане, как поэте. Я с огромным удовольствием несколько раз перечитывал материал о Руслане, его стихи, рассказы, и очень пожалел о том, что с момента встречи у Льва Харитоновича нас судьба больше не сводила. Особенно мне очень дорог и близок рассказ «Мансур», где в Файрузе я узнал мою Маму, а в Алике себя со слоненком серого цвета выпиленного из фанеры.
Рашит Ракипович Ахметов, главный редактор независимой газеты «Звезда Поволжья», в одном из интервью газете «Без проблем» озвучил свои литературные привязанности: «…Люблю поэзию – издал книгу казанского поэта Капранова и сделал открытие, что несколько лучших поэтов России конца ХХ века жили в Казани – Леонид Топчий, Геннадий Капранов, Юрий Макаров, Иван Данилов. А в Челнах был Руслан Галимов, всех нужно издавать – это моя мечта». Не знаю почему, но в последнее время я все чаще и чаще беру в руки книгу «Тебя не вызовут на бис». Из-под пера «легкого человека с трудной судьбой» выходили светлые стихи и рассказы, в которых он делился с читателями своими радостями и горестями. Они хрупкие, как хрустальный иней, чистые и воздушные, как белоснежный тополиный пух, заставляют читателя сопереживать маленькому мальчику с доброй душой, иногда вызывают улыбку, когда герой его автобиографического рассказа притащил на урок крысу или испортил новую школьную фуражку; восхищаться желанием подарить людям радость».
Я дарю вам леса и звезды, метель и снегопад,
я дарю вам солнце и ночь. Я ухожу и дарю вам
зелень и синеву. Я дарю вам все это, потому что
никогда этого не имел, как не будете иметь и
вы этого, но не забудьте потом, когда будете
уходить, подарить все это остающимся.
Я надеюсь, что им будет приятно.
(Руслан Галимов)
Редкий, но очень интересный гость у Мизандронцевых был Валерий Дмитриевич Авдеев - потомок купца 2 гильдии Авдеева. Наиболее крупные лавки и магазины принадлежали чистопольским купцам: Мешкичеву, Кокорышкину, Маклаковым, Авдеевым, Пономареву, В.Ф. Маланьичеву, Е.Д. Мясникову, П.А. Лукашевич, Тумашеву.
Дмитрий Дмитриевич Авдеев. 1957 г. (Музей уездного города).
В один из вечеров летом 1968 года мы вели беседу и пили чай. Как вдруг открыл дверь, и вошел пожилой с покрытой сединой человек в очках с толстыми стеклами, что говорило о плохом зрении. Лев Харитонович представил своего давнего знакомого, после чего пошли беседы в воспоминаниях о жизни в Чистополе. Сам Валерий Дмитриевич приехал на несколько дней из города Йошар-Олы, где был профессором университета.
Наш город в 1941 году.
Уже более тридцати пяти лет прошли с тех пор, как неожиданная волна горя человеческого нахлынула на наш захолустный городок, все затопила собой, придавила все радости, сделала вольный прикамский воздух горьким, жизнь превратила в тревогу.
В июне 1941 года я заведовал кафедрой естествознания и географии Чистопольского учительского института и только что вернулся после успешной защиты диссертации на степень кандидата биологических наук, которая состоялась 10 июня на ученом совете Ленинградского педагогического института имени А. Герцена. Дома я был 17 июня.
Валерий Дмитриевич Авдеев.
Первая Прибалтийская русская семинария накануне оккупации Курляндии кайзеровской Германией была эвакуирована в Чистополь в 1915 году.
Учительские семинарии, а их в царской России было 171 с контингентом 20 тыс. учащихся, являлись средними педагогическими учебными заведениями, готовящими учителей для начальных училищ. Постановлением Народного Комиссариата просвещения РСФСР от 9 июля 1919 г. было предложено все учительские семинарии преобразовать в педагогические курсы или институты народного образования.
Первое организационное собрание Чистопольского института народного образования состоялось 2 ноября 1919 года Председателем Совета был избран Ф.Ф. Советкин.
После получения институтом здания бывшего духовного училища (август 1920 год), Совет института принял решение открыть дополнительно дошкольное и внешкольное отделения, но в конце 1921 года грянула новая реформа образования. Институт сначала преобразуется в практический, а затем, 17 февраля 1922 года, отношением, предписанным за № 536 татарским отделом профобразования, сливается с мусульманским педагогическими курсами в одно учебное заведение под названием Русско — Татарский педагогический техникум (6 марта 1922 года). В 1937 году трудовой педагогический техникум реорганизуется в педагогическое училище.
Жили мы тогда с моим отцом Дмитрием Дмитриевичем, заслуженным врачом Татарской АССР и Российской Федерации вдвоем, не считая нашей многолетней домработницы Паши. Отец как врач и человек был, весьма почитаем в народе, особенно же за добрые шутки, подбадривавшие в трудные минуты даже тяжелобольных, действующие на пациентов не хуже лекарства.
Конечно, многое их тех богатых напряженными событиями дней забылось, многие мелочи ушли из памяти навсегда, но немало и осталось в ней так четко, будто это было вчера.
(В.Д. Авдеев)
